Все засмеялись, а молодой парень с белыми зубами пуще всех; даже шапка его скосилась и колени подогнулись.
Во все продолжение предыдущего разговора он подобострастно следил за каждым движением Нефеда, - казалось, с какою-то даже ненасытною жадностию впивался в него глазами; как только Нефед обнаруживал желание сказать слово, или даже поднять руку, или повернуть голову, у молодого парня были уже уши на макушке; он заранее раскрывал рот, оскаливал зубы, быстро окидывал глазами присутствующих, как будто хотел сказать: "Слушайте, слушайте, что скажет Нефед!", и тотчас же разражался неистовым хохотом. Всего замечательнее было то, что хотя в поступках и словах Нефеда не было ничего особенно забавного или острого, почти все следовали примеру молодого детины.
- Откуда, братцы? - начал Глеб.
- Из Серпухова, - отвечал один из шерстобитов.
- Гм! Понимаю…
- А мы из Шушелова! Знаешь Шушелово? - сказал Нефед.
Молодой парень замигал глазами и заранее раскрыл рот.
- Слыхать слыхал, а бывать не бывал, - произнес Глеб. - Далече отселева?
- Да, ништо - рукой не достанешь.
Все засмеялись.
- Он оттедова - все шерстобиты оттедова, - подхватил прежний шерстобит.
- Куда бог несет?
- В Рязань… Не то чтобы в самый город, а подле, в деревню. Все идем в одно место, - отвечал шерстобит.
- Та-а-к, - пробормотал Глеб.
- Батюшки, - заговорила неожиданно тетка Анна, - не встречали ли, касатики, наших ребят?
- А то как же! Вестимо, встретили: "Кланяйся, говорили, маменьке, целуй у ней ручки!" - начал было Нефед к неописанному восторгу молодого парня.
Но Глеб перебил его:
- Глупая! Разве не видишь: смеются! Хошь бы и встретили, они нешто наших ребят знают? Чай, на лбу не написано!..
- Да я так только… батюшка… авось, мол, они…
- Ступай-ка, ступай лучше! Полно вздор-то молоть! - перебил муж, слегка поворачивая жену за плечи. - Ступайте и вы, бабы! Что тут пустое болтать! Пора за работу приниматься.
- А что, примерно, любезный, не Глебом ли вас звать? - спросил вдруг один из шерстобитов, человек сухощавый и длинный как шест, с плоскими желтыми волосами и бледно-голубыми глазами, вялыми и безжизненными.
Он выглядывал до того времени из толпы товарищей, как страус между индейками; говорил он глухим, гробовым голосом, при каждом слове глубокомысленно закрывал глаза, украшенные белыми ресницами, и вообще старался сохранить вид человека рассудительного, необычайно умного и даже, если можно, ученого.
Глеб дал утвердительный ответ.
- Вам, любезный человек, примерно, то есть, поклон посылают, - с достоинством проговорил рассудительный шерстобит.
- Кто ж бы такой?
- Станете проходить, говорит, через Оку, по дороге к Сосновке, увидите, говорит, рыбака Глеба Савинова, кланяйтесь, говорит, и нижайше…
- Ну, пошел, пучеглазый, размазывать! Тянет, словно клещами хомут надевает! - грубо перебил Нефед. - Кланяться наказывал тебе старичок из Комарева… Кондратьем звать… Вот те и все!
Долговязый шерстобит презрительно отвернулся; несмотря на всю свою рассудительность, он, как видно, был из числа самых щепетильных, обидчивых. Чувство тончайшей деликатности, заставлявшее его говорить всем вы, было сильно оскорблено грубостию Нефеда.
- А, да! Озерской рыбак! - сказал Глеб. - Ну, что, как там его бог милует?.. С неделю, почитай, не видались; он за половодьем перебрался с озера в Комарево… Скучает, я чай, работой? Старик куды те завистливый к делу - хлопотун!
Шерстобит закрыл уже глаза и хотел что-то промолвить, но Нефед снова перебил его.
- Об делах не раздобаривал: наказывал только кланяться! - сказал Нефед. - Ну, что ж мы, братцы, стали? - добавил он, приподняв пилу. - Пойдем к избам! Сват Глеб не поскупится соломой: даст обложить лаптишки.
- Что ж? Посидите. Можно и соломы дать, - проговорил Глеб, медленно поворачиваясь спиною к реке и направляясь к тому месту, где прежде работал.
Прохожие подняли свои мешки и пошли за ним.
- Ну, а как, сват Глеб, как у тебя насчет, примерно, винцо есть? - неожиданно сказал Нефед, покрякивая и прищуривая левый глаз.
- Нет, мы этим не занимаемся.
- Пустое самое дело! - глубокомысленно заметил рассудительный шерстобит, но так, однако ж, чтобы не мог расслышать этого необразованный Нефед.
- Полно, сват! Э! Ты думаешь, на мне кафтанишко-то рваный, так уж я… Я ведь не даром прошу, - приставал Нефед.
- Знамо, что не даром, - насмешливо возразил Глеб. - Не осуди в лаптях: сапоги в санях!.. Да с чего ты так разохотился: стало быть, денег добре много несешь?
- Давай только; за этим не постоим! - крикнул Нефед, торопливо вынимая трубчонку и выворачивая при этом пустой карман.
Раздался хохот.
- В кармане-то у него, видно, сухотка.
- Всего одна прореха и есть!
- Хвать в карман, ан дыра в горсти!
- Эх ты! - вымолвил Глеб, усмехнувшись.
- Чего зубы-то обмываете! - сказал Нефед. - С собой, знамо, нету: опасливо носить; по поште домой отослал… А вот у меня тут в Сосновке тетка есть; как пойдем, накажу ей отдать тебе, сват, за вино… Душа вон, коли так!
- Как ее звать-то? Я в Сосновке всех знаю.
- Матреной… Первая изба с краю…
- Что ж ты не сказывал нам про эту тетку-то? - заметил кто-то из пильщиков.
- А что говорить!.. Душа вон, коли тетки нету.
- Нет, брат, долго ждать; может статься, она у тебя еще в бегах, - сказал, смеясь, Глеб.
- Э! - крикнул Нефед, махнув рукой, и поплелся вперед, сопровождаемый молодым парнем, который не переставал держаться за бока.
- Должно быть, человек бездетный? - спросил Глеб, указывая головой на Нефеда.
- Какое! Восьмеро ребят, мал мала меньше, - отвечал один из пильщиков, - да такой уж человек бесшабашный. Как это попадут деньги - беда! Вот хоть бы теперь: всю дорогу пьянствовал. Не знаю, как это, с чем и домой придет.